Просмотр исходного текста страницы Из краеведческой работы выпускницы 2005 г. Фаткуллиной Вероники

''Из краеведческой работы выпускницы 2005 года Фаткуллиной Вероники «Гейченко и Петергоф», написанной под руководством А.Н Суркова (сборник «Юные за возрождение Петергофа». Выпуск №3 «Петергоф и петергофцы. Век ХХ»)''


В отличие от нынешних дней, воспитанники гимназии, по сведениям В.А. Гущина, ходили на занятия в форменной одежде: черной куртке (? В отличие от реалистов, гимназисты должны были носить серую, а не черную форму), опоясанной ремнем с бляхой, наутюженных брюках, а в холодное время в серой шинели и фуражке с гербом, в которых и запечатлен Гейченко.

Самые восторженные воспоминания о гимназии тех лет оставили многие бывшие гимназисты. А вот слова Семена Степановича:

«Для меня Петергоф не только место, где я родился, но чему отдал свои знания, которые дала мне школа и мои удивительные преподаватели, с которыми я встречался и позднее, в аспирантуре ЛГУ, в Академии художеств, и только тогда до конца осознал, какие это были замечательные люди» (Как это благозвучно – Петергоф!).

Так какой же была наша гимназия в предреволюционные годы? Здесь были кружки по изучению творчества Шекспира, Пушкина, Блока («В юности нашим поэтическим кумиром был Александр Блок, – рассказывал Гейченко. – Ведь вы подумайте, уже в 1912 году в нашей гимназии был кружок по изучению Блока. И это рядом с кружками Пушкина и Шекспира! Он был в поэзии царем, да-да. И все-таки, какую-то, и очень значительную часть русской жизни, по крайней мере до «Двенадцати» и «Скифов», Блок не выразил. Русь крестьянскую, ее традиции, ее язычество, причудливо переплетенное с христианством. Мир русского Севера, ставшего одним из оснований нашей жизни»), хор, которым руководил учитель Рыбалко, а шефствовал известный певец Касторский, духовой оркестр (капельмейстер Иосиф Леонтьевич Акимов, написавший фанфарный марш гимназии) и симфонический оркестр (капельмейстер Эдуард Эдуардович Гернет). Играть на рояле учила Маргарита Павловна Ивачева. Старшие классы два раза в месяц устраивали «воскресники» – небольшие концерты из двух отделений с участием хора и оркестров, после чего шли танцы под рояль.

Постоянно устраивались не только экскурсии по петергофским дворцам и паркам, но и в древние исторические села — Гостилицы, Дятлицы, Ропшу, по петергофскому водоводу (замечу: походы дальние, но явно не автобусные, как сейчас!).

Подавляющее большинство учителей тогда были мужчины. В гимназии преподавал знаток средневековья Николай Яковлевич Шубин, ставший с 1904 года – года освящения полной классической гимназии – ее директором. По праздничным дням он появлялся перед гимназистами с орденом Святого Станислава первой степени и с орденской лентой через плечо. Имевший высокий чиновничий чин действительного статского советника (как я узнала по «Табели о рангах», чин равнялся военному званию генерал-майора – контр-адмирала), в послереволюционное время, когда гимназию закрыли, а потом вскоре открыли уже как «2-ю советскую единую трудовую школу», Николай Яковлевич был приглашен вновь возглавить коллектив, и согласился. За свои заслуги в 35-летней педагогической деятельности.в 1923-м году он был награжден высшей наградой тех лет, став Героем Труда!

Впрочем, у Гейченко о Шубине и некоторых других учителях в пору революционных потрясений остались и такие впечатления (правда, в книге В. Курбатова «Домовой» на стр. 50 Н.Я. Шубин называется уже Михаилом Ивановичем): «Директор гимназии, Михаил Иванович Шубин» генерал, ваше превосходительство, из тех, кто моему детскому воображению представлялся александрийским столпом, опорой мира, сидел у моего отца на кухне, опустившийся, почти мертвый, и спрашивал, не поднесет ли ему отец, и, торопясь, выпивал, проливая на грудь».

А вот – о рядовых учителях: «Первая война началась классически: общим плачем, боевыми трубами, молебнами. Кони, сабли, выступления на вокзалах, задорные крики. Наш преподаватель в Петергофской гимназии немец Тилек выпрямился и стал носить голову выше прежнего. Он не боялся за свой фатерлянд, но немца никто всерьез не брал. «Жил-был толртый немец Тилек по прозванью «бочка килек»» – вот на какую монету разменяли его пафос петергофские мальчишки. (...) Так и революция. Преподаватель музыки Гинзбург (по сведениям В.А. Гущина, учитель, статский советник Гинцбург Николай Семенович преподавал в гимназии в 1915 году, но не музыку, а древний язык. – Авт.) явился в класс, сверкая глазами. Он провел бессонную ночь и принес гимн: «Это будет наш общий гимн. Слушайте: «Все мы братья, все мы братья! Мы один народ! Смело против самовластья мы пойдем вперед!» Ему не сиделось, надо было петь, идти вперед, звать к свободе. Он ушел и пропал в боевых днях без следа» (Курбатов В. Домовой... стр. 48-49).

Что касается Тилека, то на стр. 156 рукописи еще неопубликованных полностью воспоминаний И.П. Андреева я прочла о том, что такой учитель действительно был — но не в гимназии, а в уездном училище на Прудовой, где учился маленький Ваня:

«Патриотические, антинемецкие чувства проявлялись также по отношению к преподавателю немецкого языка Тилик Петру Рейнгольдовичу, или, как звали его ребята, Петру Енычу. Был он высок ростом, седой до белизны и с необыкновенно красной кожей, просвечивающей сквозь волосы. Вспоминая теперь, как ребята разыгрывали его на уроках, делается стыдно и жаль старика, неповинного в немецких гнусностях, но уже за то, что он немец, подвергавшегося неприязни ребят».

Вторым лицом в гимназии – инспектором и преподавателем истории – был большой знаток культуры ХVШ века и в прошлом «золотой» выпускник петергофской прогимназии Михаил Михайлович Измайлов — автор одного из дореволюционных и первого двуязычного путеводителя по Петергофу 1909-го года, выпущенного к первому Дню Петергофа, широко отмечавшемуся в том году. После революции он до своей смерти работал научным сотрудником петергофских дворцов-музеев и парков, так что после окончания университета Гейченко вновь встретил его —уже как коллегу по работе.

О нем — слова Гейченко в продолжение слов о Шубине из книги «Домовой...»: «Он был автором первого путеводителя по Петергофу (уточню, что первого в XX веке и первого двуязычного, но третьего-четвертого, если не забыть труды XIX века того же А. Гейрота и Н. Шарубина), и, по улыбке судьбы, мы потом работали в петергофских дворцах в одной должности – младшего научного сотрудника».

Поступивший в 1916 году преподавателем рисования Александр Иванович Анисимов (в 30-х годах посаженный в СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения – и затем расстрелянный), чей портрет кисти Б.М. Кустодиева находится в собрании Русского музея, был, по словам академика Д.С. Лихачева, крупнейшим исследователем древнерусского искусства и реставратором русских икон. Его работы выставлялись на выставках в Лондоне и Париже, и, по словам Гейченко, «он открыл гимназистам глаза и сердца на понимание творчества Шекспира, Данте, Гете» (? Возможно, кроме основного – преподавания рисунка, попутно прививал любовь к первым величинам зарубежной литературы?).

«Латинист (по всей вероятности, в предреволюционный год коллежский асессор Александр Карлович Фреберг) учил гимназистов не правилам мертвого языка, а его поэтике. И они с восторгом и хором повторяли за ним: «Арс лонга, вита брэвис» (Искусство вечно, жизнь коротка), «Дэ мортуис аут бэнэ аут нихиль» (О мертвых или хорошо, или ничего), «Дум спиро спэро» (Пока дышу, надеюсь), и другие звучные фразы (Цирульников А. По той стороне улицы).

В классических гимназиях России, в отличие от реальных училищ, «мертвым языкам» всегда уделяли особое внимание. «По уставу 1864 года на них отводилось 40,7% учебного времени. Универсальность (целостность) классического гуманитарного образования базировалась на завершенных философских и научных обоснованиях картины мира, на основе изучения древних языков и преимущественно вербальной (словесной) передаче знаний. Гимназисты, успешно освоившие греческий язык, могли в качестве поощрения продолжить учебу в университете за казенный счет» (Калганова Т.А. Содержание гуманитарного образования. Решение и проблемы нашего времени. Литература в школе. №10. 2003). Тот же Гейченко, вспоминая годы учения в университете, говорил о своем друге А. Шеманском: «Я за него латынь сдавал. Ведь я гимназию кончил, латынь знал хорошо. А он – не любил. Вот и сдавал, благо принимали у нас три разных педагога» (Агеева Л., Лавров В. Хранитель, стр. 68).

Среди учителей рисования перед революцией был и последний архитектор петергофского дворцового правления Александр Константинович Миняев, некоторые уцелевшие работы которого до сих пор украшают окрестности. Он принимал участие в последней перестройке гимназии, по его проекту построили дворцовую электростанцию в Александрии, надстроили «дом десяти пастухов» у фермы на Санкт-Петербургском проспекте, возвели памятник каспийцам в будущем Суворовском городке за вокзалом Новый Петергоф, собор Архангела Михаила в Ораниенбауме, петергофскую Ратушу на Торговой площади и многие другие сооружения.